Недавно мы побывали в суровой реальности, которая страшным серым пятном пухнет посреди курортной зоны, — в Мяделе, где мужики жалуются на жизнь, а начальство жалуется на мужиков. Там нас уверили: не так все плохо, езжайте в Поставы, на Витебщину — вот там совсем край. Мы рискнули и отправились — продолжать исследование реальности, говорить с простыми людьми, которые не сильно владеют языком цифр, а потому говорят все как есть, а не так, как положено. Оказалось, что Поставы живы, пусть и находятся в состоянии тотального эскапизма.
Как мы попали в Поставы?
Мы говорили про суровую жизнь в глубинке с мужиками из Мяделя. Они жаловались. Мы самым наивным образом предложили им поискать работу в соседнем районе, но они начали смеяться. Мол, там же Поставы, Витебщина! Мы попросили расшифровать это скрытое послание, и мужики лаконично объяснили: «Там совсем край». Мы долго думали, как так может быть, и в итоге решили не ломать себе голову и отправились в разведку боем: смотреть, разговаривать и пытаться понять, что такое край.
Про пенсионерку-копирайтера и хитрых поставских маркетологов
Поставы действительно на краю, но чисто географически. Кто-то посчитает такое расположение города стратегически выгодным и начнет рисовать в воображении многочисленные схемы. Эти схемы потихоньку материализуются, и город украшается неожиданными и местами странными явлениями.
Маленькие, двадцатитысячные Поставы имеют богатый исторический бэкграунд и стараются показать себя во всей красе. Периметр площади, уютно-провинциальный, скрывает характерную начинку, которая совершенно иначе раскрывает философию скромного города.
Мы проходим мимо типичных вывесок, на которых написано что-то вроде «Шарм», «Любаша», «Элегия» — в общем, слова, которые могли бы оказаться в любом другом месте, — и попадаем в хипстерскую кофейню, в которой карта напитков состоит из нескольких десятков пунктов. Одинокий бариста делает эспрессо и долго рассказывает про арабику и технологию приготовления напитка.
— Да, должен быть горячий. Но у нас одна посетительница даже жалобу написала, потому что обожглась кофе.
Видно, что парню хочется развернуть свой профессионализм во всей красе и продемонстрировать все навыки, засвидетельствованные дипломом на стене заведения. Но вместо этого он тихо рассказывает про свою скромную роль в этом бизнесе.
— Это местный парень кофейню открыл, старается, — говорит нам бариста. — Ходят сюда? Ну, по-разному. На выходных, когда студенты приезжают, побольше. Но могут и в обед прийти. Завтракают? Нет, на завтраки в кафе у людей денег нет.
Это мы нащупали ту самую тему, на которую в городе говорят много и, если вовремя не остановить, могут пересказать целую аудиокнигу про способы выживания, методы сопротивления окружающей действительности и душеспасительный эскапизм.
Последняя тема выстреливает в самом неожиданном месте — в секонд-хенде на самой модной поставской улице.
Здесь можно найти сумасшедшие акции: например, три вещи по рублю. Правда, люди все равно идут сюда как-то с опаской. Продавщица, которая сидит здесь со скучающим видом, рассказывает про особенности поведения покупателя.
— Вещи всякие сюда попадают. И дырявые, и вообще… У людей по чердакам вещи лучше в заначке лежат, чем здесь. Да и денег у народа нет.
— Ну прямо рубль на три вещи не найдут?
— Знаете, и такое бывает. Зарплаты упали сильно, в районе абсолютно никакой работы нет. Разве на эти деньги проживешь? У меня пенсия 130 долларов, — говорит нам пенсионерка-продавщица и неожиданно выходит за пределы будничного рассказа про тяжелую жизнь и маленькие зарплаты. — Вы думаете, мне оно надо? Я сюда два раза в неделю прихожу для развлечения. Разве ж можно на эти копейки жить? Я копирайтером работаю в интернете: контекстная реклама, продающие тексты. Слышали? У меня довольно хорошо получается: четыре свои группы, плюс еще в двух модератором. А что там группа во «ВКонтакте»? Просто рисуй красиво — и все.
Мы долго разговариваем про «Яндекс.Дзен», перекрестные ссылки, лендинги и работу для пенсионеров и сталкиваемся с подходом, про который раньше если и слышали, то очень тихонько.
— Вы понимаете, люди у нас не хотят учиться. Проще на жизнь жаловаться. Вот муж мой… Бывший военный, окончил институт — и все. Говорит: «А зачем мне больше?» И вот мы с ним спорим. Я ему говорю: «Что ты в этом Советском Союзе нашел? Там же никакой информации не было. Ты посмотри, какие сейчас возможности!» Вот я так думаю: сейчас столько всего интересного. Я прошла онлайн-курсы, заплатила деньги — вложила в себя за последние полгода $520, — но и зарабатываю сейчас. Сейчас такие возможности…
Такое начало нашего путешествия интригует, и мы углубляемся во внутренности маленького города, который преподносит сюрпризы. Заходим в магазин «Белкоопсоюза» и находим там неожиданное маркетинговое решение. Смотрите сами, как ловко придумано!
— Так комплект же! — улыбается продавщица таинственно. — Где одно, там и другое.
— Ой, я себе такое платье купила! — кокетничает постоянная покупательница. — За 5 рублей взяла.
— Это где такие цены? — интересуемся мы.
— А у нас здесь секонд-хенд есть. Вот там.
— Так там, наверное, и качество так себе, — включаем «модный приговор».
— Бывает и нормальное. А что ты купишь в обычном магазине? Там обувь по 100 рублей! Где такие деньги взять?
Вопрос повисает в воздухе. В нем еще пахнет «Краковской» и свежим хлебом. Женщины возле прилавка понимающе качают головами и достают кошельки.
Про хипстеров, их бороды и эмиграцию
Человек приезжий и наблюдательный сразу сделает пометку в своей путевой книге: в Поставах очень много рыбаков, которые очень любят стричься. Иначе как объяснить такое обилие рыболовных магазинов и парикмахерских? Местные жители ответ наверняка знают, но молчат. Молчат и многочисленные рыбаки, которые в мороз и оттепель, в будни и выходные десантируются в самое сердце Мяделки. Мы хотели у них что-нибудь узнать, спросить, но потом вспомнили, чему учили в МЧС, и не рискнули выходить на лед. Наверное, мы не такие смелые. Или нужда была не такой сильной, как у этих молчаливых людей.
В парикмахерские идти не так страшно. К тому же здесь имеется даже привычный глазу столичного кренделя барбершоп — на площади, в самом центре города. Туда нас зазывает прямо на улице администратор Ксюша, которая трудится сразу на нескольких частников.
— Цены вас приятно удивят. За бороды возьмем от 5 до 12 рублей.
— У вас в городе кто-то ходит бороду облагораживать?
— Да полно! Молодые ребята за собой следят, стараются.
Парикмахерская, в которой вот-вот доремонтируют отдельный зал для бородачей, — это местный бизнес. Он не то чтобы выживает, а чувствует себя здесь вполне комфортно.
— Местные девочки у нас работают, из района. Кто-то даже без опыта. Но мы дали шанс, потому что я сама знаю, что такое доверие, проходила. И девочки молодцы, стараются. И получают рублей 600—700. Хорошие деньги.
Мы намерены согласиться с этим утверждением, потому что еще буквально несколько минут назад слышали про совсем другие цифры: местные жаловались на 300 рублей.
Ксюша держится уверенно и рассказывает про жизнь в Поставах с улыбкой на лице. Хочется прямо сейчас уехать в Мядель и схватить кое-кого за грудки: «Вы чего выдумываете? Все там в порядке!» Но мы вовремя замечаем какую-то интонацию, в которой есть подвох.
— Мужчины все уже давно дальнобойщиками работают, на Запад катаются. Ну или в России… — говорит Ксюша. — Вообще, у нас мечта с мужем — в Германию хотим уехать жить. И скоро мечта осуществится.
— А говорите так, будто и здесь хорошо.
— Ну знаете… Я же в Германии пожила, в Испании тоже — скоро опять туда поеду. Мне есть с чем сравнивать. Рожать в Поставах хорошо: здесь воздух, экология, озера. Но ребенку уже 5 лет — пора уже о будущем подумать.
О переезде из Постав думают многие. Хотя бы в Глубокое — ближайший райцентр, куда, по словам местных, уходят все деньги. Происходит отток отсюда и приток туда. Говорят про недвижимость, про цены. Но про все эти факты кто-то должен сказать что-то официальное, а председатель райисполкома, как назло, уехал в областной центр — там сегодня собираются лучшие люди Витебщины. По крайней мере так нам сказали на пороге административного здания. Приходится и дальше слушать простых людей, которые говорят про реальную жизнь.
— Где все мужики? Работают, наверное. И мы работаем, — мы наблюдаем за тем, как пять женщин монотонно рубят лопатами корку льда на тротуаре. Фотографировать их нельзя, потому что уволят — так они нам сказали. И если вы думаете, что женщины ничем не рискуют, то заблуждаетесь.
— У нас сейчас на вакансию дворника конкурс! — говорят они. — Раньше брали всяких — и пьющих, и таких себе… А теперь еще и подумают тыщу раз, брать или не брать.
Женщины, конечно, работают здесь, в ЖКХ, не за спасибо. Им платят за работу что-то около 300 рублей. Женщины жалуются, но продолжают работать, потому что другие варианты придумать не получается.
— Мужья спасают, на них вся надежда. Мой вон 600 рублей приносит домой, так это хорошие деньги.
Мы рискуем нарваться на грубость, но все-таки спрашиваем про заветные «пятьсот» и видим какие-то недоумевающие взгляды. Повисает пауза.
— 500 рублей? — не выдерживает одна из компании. Все смеются. Потом смех умолкает. — 500 рублей — это хорошо, на 500 рублей вы знаете как бы мы жили!
Вопросы про $500 вызывают в городе искреннее недоумение, а ходили мы немало и разговаривали с самыми разными людьми. Нам рассказывают самые удивительные истории: про рынок труда, на котором происходят баталии нешуточного размаха, про Глубокое, которое высасывает из Постав все жизненные соки, про недвижимость в центре города, которая обесценивается прямо на глазах.
Про ленивых поляков, асфальт и мировой кризис
Мы проходим мимо заманчивых вывесок и не очень заманчивых дворов, в которых доживают последнее деревянные домишки и частоколом выстроены последствия недавней гулянки. Город живет каким-то монотонным движением, человек идет по заданному маршруту и прокручивает в голове какую-то свою, понятную только здесь истину.
— Правда-то она такова, — разводит руками продавщица из магазина «Все по 2,50», в котором, оказывается, не все по 2,50, о чем гласит объявление уже внутри магазина. — У нас Витебская область — это самая бедная область. От нас все улетает, хотя и город красивый, и заводы есть, а все равно вот так. И люди отсюда убегают, организации чахнут. И я не скажу, что у нас какие-то пьющие… Есть, конечно, те, которые пьют от безвыходности: нет работы — я и пью, так жить легче. Понимаете, каждый труд должен оплачиваться. Если он не оплачивается… Извините меня, я буду вкалывать как лошадь за 300 рублей? Да зачем мне гробить свое здоровье? У нас, наверное, принцип такой.
— С другой стороны, если не работать за 300, то можно вообще без работы просидеть.
— Мне, допустим, все равно. У меня муж хорошо получает, он в горгазе работает. И частник нас не обижает. Но есть у меня знакомые, которые на Россию, на Литву, на Польшу едут, чтобы где-то подработать, потому что четверо деток, кредит… И много где так.
— Наверное, держитесь за это место?
— Ай, ну знаете как… Во-первых, график с 10 до 18, в субботу с 9 до 15, но в основном я дома бываю, потому что есть подмена. Я многодетная мама, у меня трое деток. Меня устраивает, я из нашего города уезжать не собираюсь, потому что здесь родилась. Конечно, если бы не было семьи, детей, то я бы еще что-то придумала бы… Вот у меня брат уехал в Питер и там остался. А сейчас на Польшу все едут, потому что там платят. Но там и поработать надо. Если человек работяга и непьющий, то он и заработает, а наобум поехать и думать, что заплатят там $500, так это не прокатит, потому что поляки сами по себе лодыри и нанимают именно белорусов, потому что они трудяги считаются.
— А в Поставах есть такие, кто по $500 получает? — мы снова выглядим дурачками с другой планеты, которые лезут со смешными вопросами.
— Наверное, мне смешно стало, — вот так прямо и говорит нам женщина и даже немного улыбается, только улыбка получается грустная. — Нет, наверное, таких. Ну, может, получают какие-то там начальники. Может, в райисполкоме где-то. Или горгаз. А на «Белите» девочки за 400 на тряпках сидят, салфетки делают, но за эти 400 надо в четыре утра встать и в два ночи лечь на смену два через два.
— За 400 чего? — снова по-глупому поступаем мы.
— Рублей, ребята, — снова грустно улыбается продавщица. — Я про доллары вам здесь не говорю. У нас нет долларов. А за 500 долларов это мы б богатые были все. 500 долларов… Это нам тут надо за такие деньги не знаю что… Асфальты облизывать?
У нас есть еще кое-какой план: мы идем на модный поставский рынок, который находится прямо в заводском цехе. Здесь куча павильонов: обои, сало, компакт-диски, приправы и скучающие продавцы, которые на каждый вопрос отвечают: «Идут дела потихоньку». Дела идут действительно потихоньку. Но мы идем к людям, которые все и про всех знают наверняка, — к бабушкам.
— Хлопцы, купите хрен! С салом, с мяском очень вкусный. Домашний! — включает маркетолога самая бойкая.
— Гастрит!
— Ничего, вылечит от и до! Заквасит его мигом! Не слухайте вы этих врачей, они сами себе противоречат. В одной статье — ешьте, а в другой — не ешьте. А в третьей вообще опровержение получается, — этот разговор уже не остановить.
— Не холодно вам здесь весь день сидеть?
— А нисколечко! Главное, чтобы сквозняка не было. Земля есть — надо работать. А то сколько той пенсии. «Грошы» какие-то обесцененные стали, их не чувствуешь совсем. Безработица, плохо-плохо-плохо. За мужчин так обидно! Выезжают — кто-то в Россию, кто-то в Германию… Предприятия плохие стали. Но крутятся. Так во всем мире сейчас сложно. Как это называется? Мировой кризис. В Америке тоже кризис! А Германия сколько раз кризис перенесла! То экономический, то политический. Черт их знает. Везде сейчас трудно, — дальше уже следует подробный геополитический анализ, который мы старательно конспектируем, но больше для себя, чтобы ничего не забыть.
Про край
Когда казалось, что мы изучили Поставы — город контрастов — досконально, происходит чудо: мы встречаем мужчину за работой. Одинокий кочегар натруженными руками берет обледеневшие поленья и несет их в топку. Пламя разгорается, мужчину с трудом уговариваем остановиться.
— Так о чем тут говорить? Ну, говорят, нет работы. Так на самом деле и есть. Зарплаты ни к черту… Вот я работаю за двоих и получаю 204, — нехотя сообщает он нам какие-то странные цифры. Уточняем: речь про белорусские рубли.
— Да ладно! — провоцируем кочегара.
— Вот и ладно, — не особо поддается он на провокацию.
— Это вы на ставку работаете?
— За двоих работаю. Положено два кочегара, а я один. 204 рубля платят.
— Так это ж меньше положенного.
— Меньше. Говорят так: «Не нравится — иди и ищи другую работу». Вот и весь разговор.
— Так это можно даже в суд обращаться.
— Можно… А кому это нужно?
— Вам же нужно, это ж ваши деньги!
— Ерунда все это… — говорит грустный и интеллигентный кочегар и снова пропадает в черной дыре дверного проема, где разгорается пламя.
— Бывает, восемь часов работаешь. Бывает, десять. Бывает, двенадцать. Все зависит от температуры и от количества людей здесь. Такая ситуация… Мне в бухгалтерии сказали так: «Сколько б ни отработал, все равно фиксированная ставка 204 рубля». Искать-то я пробовал, но кто пенсионера брать будет? Никто не берет. Хотя в каждой газете объявления: требуется разнорабочий, водитель, грузчик, сварщик… И везде зарплаты никудышные…
У нас времени много, и мы готовы слушать кочегара хоть весь день, лишь бы мужик выговорился. Может, станет легче? Но у мужика времени нет, ему нужно работать. Поэтому он умудряется уместить всю эмоцию в один небольшой абзац, который вы прочитаете за полминуты, но думать над ним будете гораздо дольше.
— Я раньше у сына работал, у него частная фирма. Электронные платы на микрочипах, итальянский станочек. Он сейчас тоже перебивается кое-как. А я… Зрение упало у меня: там же 0,2—0,3 миллиметра резистор. Теперь мне туда нельзя, а на пенсии разве посидишь? 360 рублей на еду, «коммуналку», лекарства. Какую-то тряпку купить уже не получается. Да и поесть чего-нибудь вкусного хочется, не говоря уже о том, чтобы выпить и закусить. Глухой номер. Говорят, что чарка и шкварка — это хорошо, но в нашем случае… Бывает, с горя. Чтобы забыться просто… Вот такая, ребята, ситуация.
