Укрепление российской нацвалюты вопреки объективным факторам уже стало феноменом, к которому экономика потихоньку адаптируется. Казалось бы, нужно радоваться сильному рублю, но власти, наоборот, стараются его ослабить. Но оказывается, что финансовые институты не способны регулировать курс, который отпущен Центробанком в свободное плавание.
Куда в итоге приплывет «деревянный», куда заведет страну политика инфляционного таргетирования и почему экономика Россия растет, а население беднеет, разъяснил в интервью «МК» экс-зампред Банка России, завкафедрой фондовых рынков и финансового инжиниринга РАНХиГС, профессор Константин Корищенко.
— Близится конец года, а это традиционно время, когда валютные рынки начинает штормить. Например, три года назад, в декабре, рубль достиг отметки 80 за доллар, а курс евро и вовсе перевалил за 100. Но тогда начинался кризис, а сегодня экономика вроде бы восстанавливается, хотя многие аналитики предсказывают скорый и неизбежный обвал нацвалюты. А чего ожидаете от рубля вы?
— Перед тем как делать прогнозы, нужно рассмотреть текущую ситуацию в целом. В начале осени в России наблюдался некоторый дефицит долларовой ликвидности, при этом в банковской системе был серьезный переизбыток рублей — около 1 триллиона, который продолжает увеличиваться и может достичь, по прогнозам, 2 трлн рублей. При такой комбинации двух факторов — нехватки долларов и избытка рублей — рубль, по идее, должен падать, а он укрепляется. Валютные спекуляции в любой стране, в том числе в России, происходят за счет крупного участника: населения или правительства, как это было в 1990-х годах. Но если все спекулянты хотят, например, играть на понижение рубля, то ничего не выйдет; им, чтобы получить выигрыш, нужен тот, кто занял бы противоположную позицию. Этой стороной мог бы быть Центральный банк, но поскольку он отпустил рубль в свободное плавание и не занимается интервенциями на валютном рынке, то никак не влияет на курс рубля. Он может лишь предоставлять валютную ликвидность тем, кому ее не хватает, через валютное РЕПО (сделка купли ценной бумаги с обязательством обратной продажи через определенный срок по заранее определенной в соглашении цене. — «МК»). А банкам с избытком рублей — предлагать вкладывать их в ценные бумаги Банка России или класть на депозиты, тем самым ограждая рубль от потрясений. При продолжении такой политики заметных тенденций к изменению «деревянного» в обозримой перспективе не будет.
— В кредитно-денежной политике ЦБ тоже, судя по всему, в ближайшее время изменений не предвидится. На последнем заседании руководство регулятора приняло решение понизить ключевую ставку на 0,25%, как и в прошлый раз. Значит ли это, что закрепилась тенденция к понижению ставки, и каких шагов стоит ждать от Центробанка на последнем в этом году заседании, которое состоится в декабре?
— В Центробанке как будто следуют заветам Ленина, который говорил: вчера было рано, завтра будет поздно. Так и со ставкой: 0,5% — много, 0% — мало, значит, будет 0,25%, видимо, размышляют в ЦБ. А если серьезно, то ставка, безусловно, будет снижаться. С уверенностью можно сказать, что снижаться она будет медленно, но вот предсказать, до какого уровня, — сложно. На самом деле ставка в 6–6,5% вполне комфортна для регулятора, и, если бы он снизил ее до этого уровня на прошлом заседании или на следующем, ничего страшного не произошло бы. Но ЦБ тогда бы исчерпал свою возможность на нескольких предстоящих заседаниях символическими шагами снижать ставку, каждый раз подтверждая, что риски возвращения инфляции остаются. Предсказуемость политики, похоже, является главным приоритетом ЦБ. Не думаю, что в 2018 году что-то кардинально поменяется.
— То есть Центробанк оставляет себе пространство для маневра?
— Да, верно. На поверхности мы видим политику медленного снижения ключевой ставки, но по сути это удержание высокой реальной процентной ставки. В экономике есть правило Тейлора, оно определяет соответствие номинальной процентной ставки изменению ряда экономических показателей, в том числе инфляции. При инфляции в 2,7% ключевая ставка должна составлять 4,5–5%, то есть гораздо меньше, чем текущие 8,25%. На политику ЦБ можно смотреть под разным углом, и может оказаться, что при всех последних снижениях регулятор все еще держит ставку на высоком уровне.
— На чем, по вашему мнению, должен сосредоточить свои действия Центробанк РФ и долго ли рубль будет оставаться в свободном плавании?
— В последних заявлениях ЦБ и Минфина появился новый мотив, и звучит он как «цель по реальному эффективному курсу». Принято считать, что кризисы в России происходили из-за падения цен на нефть. Но цены на нефть — это повод, а причина — избыточное укрепление рубля в реальном выражении или вот этого пресловутого реального эффективного курса. Например, в 1995–1998 годах, когда ввели валютный коридор, курс при огромной инфляции был зафиксирован на уровне 6 рублей. Нечто подобное складывалось и в 2008-м, и в 2014 годах. Реальный эффективный курс рубля существенно вырастал, а вместе с этим падала эффективность нашей внешней торговли. Поскольку циклы кризисов тесно связаны с циклами укрепления реального эффективного курса рубля, то обеспечение стабильности этого курса и есть стратегия, позволяющая избежать повторения кризиса. Упрощенно такую политику можно описать как синхронизацию показателей курса рубля и инфляции. Создание модели антикризисного управления экономикой — интеллектуально правильная задача, но эта модель не стимулирующая, она просто сохраняет статус-кво и не несет в себе амбиций на высокие темпы роста, зато исключает риск попасть в кризис.
Другой вопрос — сможем ли мы достичь стабильности эффективного реального курса? С инфляцией все просто: ЦБ «зажимает» деньги, держит высокую ставку, и государство не дает монополиям повышать тарифы: в таких условиях инфляция будет низкой. Такая политика работает, когда вы боретесь с проинфляционной экономикой, но, когда вы приблизили инфляцию к адекватному уровню, она исчерпывает себя. Ставка в 8,25% постоянно будет провоцировать приток капитала, а он будет постоянно давить на рубль в сторону его укрепления. Получается, что политика инфляционного таргетирования и стремление стабилизировать реальный эффективный курс находятся если не в противоречии, то под большим вопросом о возможности совместного существования. Инфляционное таргетирование, сдержанная бюджетная политика хороши, но до определенных пределов, из них не получить высокие темпы роста. Стоит «переборщить» с понижением инфляции — и появится риск дефляции, о котором уже говорят.
— Российскому населению, получающему доходы и делающему покупки в рублях, выгодны низкая инфляция и крепкая нацвалюта. С другой стороны, правительству для того, чтобы снизить бюджетный дефицит, выгоден слабый рубль. Не могут ли власти предпринять какие-то искусственные шаги, чтобы ослабить рубль к доллару и евро и сыграть тем самым против своего населения в целях экономического роста или финансовых интересов государства?
— У меня не складывается впечатление, что государство предпринимает действия для достижения высоких темпов роста. Оно занято обеспечением стабильности курса, предсказуемости экономики, бездефицитным бюджетом, наполнением резервов и банковской системы деньгами, улучшением состояния Вооруженных сил и многим другим. Бюджет, денежная-кредитная и валютная политика являются инструментами достижения цели, и сейчас цель — не экономический рост, а стабилизация. Сегодняшняя комбинация высокой реальной ставки, снижающегося дефицита бюджета, структуры экономики, когда две трети в ней — государственные компании, не несет в себе объективных предпосылок для роста ВВП. Тут возникает вопрос: что же является основой для экономического роста? Это либо правильное планирование на уровне государственных программ, Госплана, например, или же рыночная конкуренция при наличии большого количества экономических агентов. Мы же застряли где-то между первым и вторым вариантами. Мы не отказываемся от рыночной модели, даже в Советском Союзе была кооперация, колхозные рынки и НЭП, который дал толчок экономике в виде свободной рыночной конкуренции. С другой стороны, мы увеличиваем участие государства в банковской сфере и реальном секторе и игнорируем рыночные механизмы, которые нужны, чтобы создать условия для роста. Приведу такую метафору для понимания: хороший футбольный турнир невозможен без современных стадионов, хорошего мяча, качественного газона и высококлассных игроков, чьи команды соревнуются между собой, показывая красивый футбол со спортивной интригой. Но когда у вас есть стадион, газон и мяч, но команды и игроков вы набираете по принципу: эти из железнодорожной отрасли, а эти из сельскохозяйственной, то хорошего футбола не получится, а люди придут поиграть для своего удовольствия без особого интереса конкурировать друг с другом. Так же и у госкорпораций нет рыночной цели, они не нацелены на прибыль. Их главные задачи — выполнить указания сверху и сохранить свое место. И только создав рыночные условия для функционирования экономики, мы получим игроков, которые за счет конкуренции друг с другом давали бы высокие темпы роста.
— Как коррелируются между собой экономический рост и благосостояние населения, зависит ли одно от другого?
— Все мы примерно представляем, что такое ВВП: туда включаются результат экспортно-импортной деятельности, расходы населения и расходы государства, частные инвестиции. Например, в США две трети или даже больше прироста ВВП дают расходы населения. В России же около половины прироста ВВП дает чистый экспорт. Раньше на российскую модель была похожа китайская, но несколько лет назад Китай сменил модель экономического роста от ориентации на экспорт на рост внутреннего потребления. То есть вопрос не только в том, на сколько нужно расти, но и за счет чего нужно расти. Устойчивый рост обеспечивается улучшением благосостояния населения, при этом решаются социальные задачи по мере роста экономики. А в экономике, которая ориентирована на экспорт, может расти ВВП, но население от этого может и не выигрывать.
— Не так давно Минфин опубликовал долгосрочный прогноз, в котором говорится, что цены на нефть будут падать каждый год на 1–2 доллара за баррель. Для России, которая живет на нефтедоллары, такая перспектива чревата большими проблемами. Вместе с тем сегодня часто слышатся утверждения, что от нефтяных цен наша страна зависит меньше, чем раньше. Так ли это? Чем мы будем пополнять бюджет в ближайшие 5–10 лет и позже?
— Изменением прогнозной цены на нефть в бюджете структуру экономики изменить нельзя. В бюджет попадает не цена на нефть в долларах, а цена на нефть, выраженная в рублях, но между первым и вторым стоит еще один элемент — курс рубля, а он в долгосрочном прогнозе заложен заведомо низким. Зачем нам закладывать в прогноз дешевую нефть и слабый рубль? Ответ прост: для получения прибыли. Прогнозная долларовая цена используется для расчета налогов на экспортную отрасль, и чем ниже ее поставят, тем больше доходов с отрасли в долларовом выражении будет получено. Плюс налицо другие выгоды, в том числе политические: при заложенном в прогнозе низком курсе рубля власти могут ставить себе в заслугу то, что нацвалюта оказалась сильнее.
— Не так давно прошел слух, что Минфин РФ запросил чрезвычайных полномочий для интервенций на валютном рынке, в частности выдачи разрешений на покупку валюты. Подобные меры использовались в 1990-е годы, когда в стране был серьезный дефицит валюты. К чему финансовые власти готовятся сейчас?
— Дело в том, что в российском законодательстве отсутствует работающая норма, регламентирующая репатриацию капитала в страну — простыми словами, возвращение активов, размещенных за рубежом. Поэтому Минфин под предлогом либерализации предлагает ввести другую норму, которая наделит Центробанк правом оперативного введения ограничений, предусмотренных законом о валютном регулировании. Ранее уже предлагались подобные меры, но по полномочиям, направленным на сдерживание притока капитала, чтобы избежать, как следствие, его оттока. Сейчас мотивацию Минфина я не могу точно определить, но, возможно, там опасаются бегства капитала при дальнейшем понижении ставки ЦБ или вследствие введения новых санкций. В условиях плавающего курса, когда нет возможности для интервенций ЦБ, разумное валютное регулирование может оказаться полезным инструментом для борьбы с различными шоками. Проблема лишь в том, что избыточное валютное регулирование может оказаться даже хуже, чем его отсутствие.
