100-летие, вековой юбилей. Само слово «навечно» связано с такой датой.
Так получилось, что для меня этот день растянется на 30 часов. Я начал его в Берлине с разговора о состоянии исторической политики и исторической памяти в России и в США (вызвал любопытную реакцию со стороны некоторых участников конференции, — о «несравнимости» кейсов), но завершу его по другую сторону океана, — в зависимости от скорости прохождения границы в JFK — возможно, уже в Гринвич-Вилледже. Этот день для меня будет заканчиваться так же долго, как для России заканчивается двадцатый век.
Будет время подумать. Но одно понятно: культурное и социальное наследие случившегося век назад оказалось более долговечным, чем собственно советская власть. Мы уже четверть века не живем в государстве, которое вело свое основание с того момента. Вокруг нас и среди нас — снова буржуи и полицейские, толстосумы и нищие, землевладельцы и наемные рабочие. Но для большинства соотечественников мир по-прежнему описывается с помощью этих слов и понятий, а для многих — с помощью марксистских схем. Многое во внутренней политике России и других стран, когда-то входивших в СССР, и многое в международных отношениях выросло из тех событий. Истоки наших травм (которые мы чаще всего осознаем как наследие 1930-1940-х) легко проследить до революционных дней. Да и наша система ценностей, побитая и скорректированная в последние десятилетия, — родом из Октября семнадцатого и из его интерпретации советской школой. И для тех, кто готов бороться за социальную справедливость, и для тех, кто эмоционально отрицает социалистические ценности, они остаются важной «координатной сеткой».
Чего не хватает нам сегодня — разговора как раз об этом: о травмах и ценностях, об устройстве общества и об устройстве описаний этого общества, — о том, насколько все это сформировано сто лет назад, — и от какого наследия нам стоит отказаться.
