Программа «Культурный шок»
Л. Рубинштейн― Ну, это, безусловно, реальность. Это не сегодня началось, и даже не вчера. Начиная с какого-то момента просто в общественной атмосфере стало нарастать вот это ощущение агрессии такой, причем сначала даже какой-то абстрактной.
Показать полностью… Я это чувствую буквально кожей — вот не на понятийном уровне, не на уровне того, кто что сказал, а вот прямо чувствую. Знаете, так бывает. Я всегда был убежден, что ненависть первична, а объект вторичен. Ненависть возникает не потому, что появляется кто-то, кого…
С. Бунтман― Как топор в спертом воздухе.
Л. Рубинштейн― Совершенно верно. Сначала — ненависть. А кого ненавидеть — это уже как бы потом.
Л. Рубинштейн― Если вспоминать 30-е годы… Это рифма такая очень соблазнительная, историческая, потому что 30-е годы здесь, 30-е годы в другой стране, с которой потом… с Германией. 30-е годы в СССР (Германия далеко) были характерны тем же самым — именно вот этим нагнетанием ненависти, страха, страха перед врагами, вредителями, которые повсюду, страха перед заграницей, которая засылает к нам врагов, шпионов, вредителей. Вот эта ненависть, конечно, кипела. И вот эти митинги рабочих коллективов, которые требовали расправы, требовали смерти собакам, я думаю, они были искренние. Конечно, их на эти митинги, так сказать, сгоняли…
С. Бунтман― И рекомендовали.
Л. Рубинштейн― Но в своей ненависти они были абсолютно искренние, конечно.
С. Бунтман― Вот если послушать, кстати говоря, в своих передачах «Вот так», я давал неоднократно… Митинги, которые были в 37-м году. И там идет, вот когда уже не знают, что говорить, там идет такой накал, накал, когда вот женщина начинает говорить: «А эти вот предатели. А эти…» И она сама себе рассказывает, потому что она чувствует, что она теряет вообще… она теряет и нити, и смысл всего — и начинает сама себя раскачивать.
