Практика ручного управления монополизирована на высшем уровне
Андрей Гордеев / Ведомости
Философ Александр Рубцов о необходимом дополнении ручного управления
17 сентября 23:33
Ручное управление обычно понимают сугубо экономически. Приоритеты и мегапроекты, адресная, индивидуальная поддержка, волевое выравнивание положения регионов, отраслей и т. п. – все это отчасти необходимая форма регулирования экономики. Однако в наших условиях ручное управление незаметно формирует теневую идеологию, саму суть отношений господства и подчинения, консолидации социума, производства лояльности и легитимности. Это не индивидуальный стиль, а основа режима, политическая форма, из себя порождающая тип экономических регуляторов, а не наоборот.
Часто ручному управлению противопоставляют идею «невидимой руки рынка». Но не всякие противостоящие самоорганизации формы управления и регулирования (например, «системные», «индикативные» и проч.) являются ручными. Здоровый либерализм сдерживает не регулирование, как таковое (например, пресловутую промышленную политику), а политику раздачи денег конкретным предприятиям и лицам со столь же ручной, субъективной оценкой результативности инвестиций. Без ручного подведения итогов раздач ручное управление слишком быстро показывает фатальную неэффективность всей этой щедрости.
Флюсы ручного управления также часто связывают с дефектами регулирования экономики посредством институтов. В этом видят вынужденную меру, от которой хотелось бы отказаться, но пока не выходит: «автопилот» не включается, а «глиссада» уводит в сторону от полосы. Идеи ограничения ручного управления высказываются регулярно и на самых разных политических уровнях. Отсюда же образ «раба на галерах», чреватый щекотливыми вопросами: а кто, собственно, заставляет делать из страны галеру, на которой в поту гребут все, но в разных смыслах?
Ручное управление создает новые издержки для системы
5
Принципиально иной взгляд на проблему рассматривает ручное управление не как вынужденное и временное институциональное следствие, а, наоборот, как базисную и «вечную» политическую цель. Это идеальное обоснование всякого рода авторитаризма, персонализма, патернализма и т. п., вплоть до максимальной концентрации и фактической несменяемости личной власти. Чем выше автоматизация процесса, тем очевиднее возможности регулярной, безболезненной смены любого руководства. И наоборот, апофеоз ручного управления генетически порождает идеологемы вида: «если не Х, то кто»; «не будет Х, не будет и России». Когда управление замещают руководством, тот, кто «водит руками», естественно превращается в лидера, отца, спасителя и демиурга.
Такие режимы требуют не только ручного управления в экономике, но и «ручной страны» в политике. Всех можно за что угодно безопасно потрогать, никто не кусается, а если и огрызается, то лишь для поддержания образа эффективной дрессуры – как с семейством кошачьих на манеже. «Общество на задних лапах», имени кнута и пряника.
Чтобы оценить морально-политический смысл такого ручного управления, достаточно вникнуть в систему пропаганды и телевизионного пиара, особенно предвыборного. Учащаются встречи с народом в прямом эфире, и в сценариях этих встреч все большее место отводится решению сугубо индивидуальных, именных проблем личным участием главнокомандующего с посещением адресов и раздачей поручений коммунального, а то и просто семейного масштаба. На построение того же образа заточены и новостные программы с эпизодами участия первого лица. Если собрать вместе все сюжеты с индивидуальными, точечными поручениями, раздаваемыми не иначе как на глазах всего населения, то складывается образ многократно более ручного управления, чем это видится политэкономической аналитикой. Если экстраполировать такую технологию выработки и раздачи управленческих решений на всю практику руководства страной, то окажется, что здесь вообще не остается места каким-либо действиям, неподконтрольным первому лицу. Тут нет смысла спорить об аргументах и выводах: строится (и весьма успешно!) именно этот образ.
Царь – не настоящий?
О том же доклады по самым разнокалиберным поводам якобы с целью получения высочайшей санкции на запуск той или иной, пусть даже самой банальной и бесспорной идеи. Знающим систему ясно, что организационного смысла такие контакты не имеют. Более того, подобные решения должны приниматься по регламенту работы ФОИВ – федеральных органов исполнительной власти. Наверх выносятся только те проблемы, которые не удается решить в ведомствах, министерствах, на совещаниях у зампредов, в межведомственных комиссиях и в правительстве. Без прохождения этого многослойного фильтра поднимать подобные вопросы наверх аппарат просто не имеет права. Значит, это делается ради картинки, скрывающей само ядро образа политического, предвыборного пиара.
Смысл такой картинки куда глубже, чем кажется. Рефлексирующее сообщество все понимает, но это никому не интересно. Базисный электорат принял игру: президент кует величие России внешнеполитическими и военными победами – за социальные и экономические проблемы отвечает правительство. Но президент не устраняется от злобы дня и прозы внутренней жизни. Он вынужден точечными, ручными решениями исправлять наиболее вопиющие промахи кабинета и всей вертикали. Когда-то в общении с министром финансов это называлось «заливать деньгами».
Все значение практики ручного управления раскрывается в том, что она жестко монополизирована на высшем уровне. У нас это персональная, сугубо личная привилегия. Трудно представить, чтобы непосредственными раздачами «с руки» занимался в прямом эфире кто-то еще. Ручное управление у нас как держава и скипетр – главные символы самовластия, династии, в которой трон каждые шесть лет наследуется самим собой у самого себя.
В нашей истории всякая нерадикальная смена власти сопровождается умеренной критикой предшественника. Когда-нибудь нынешнему правлению мягко поставят в вину именно это его увлечение ручным руководством. Поначалу все покажется безобидным, но потом может автоматически привести и к куда более радикальным выводам.
Автор – руководитель Центра исследований идеологических процессов
