Мы не поймем многих вещей в истории развития капитализма в России, если не определим роль иностранного капитала.
Российский капитализм и иностранный капитал
Эта тема обычно избегается в нашей демократической литературе, вместе с тем она была болезненно спорной и в советской литературе, посвященной дореволюционному периоду.
Так, тот же П.А. Хромов в одной из работ, приводя массу статистических данных о проникновении иностранного капитала, пишет:
„Многие исследователи преувеличивали роль иностранного капитала в экономике России, не учитывая его отрицательных последствий. Ошибочно и другое мнение, согласно которому иностранный капитал будто бы играл в России такую же роль, как и в полуколониальной стране.
То, что капитал в Россию экспортировался преимущественно в форме займов, а не инвестиций, дававший значительно более высокий процент прибыли кредитору, опровергает мнение о господстве иностранного капитала в экономике дореволюционной России.
То есть к концу века приблизительно 1/6 часть акционерного капитала принадлежала иностранцам, что было немало.
Однако в последующем их роль, как в количественном, так и в качественном отношениях возрастала стремительно, принимая разнообразные формы.
Так, Французский банк стал главным поставщиком займов на развитие железных дорог, военно-промышленные компании Виккерс и Шнейдер — финансировали военные заказы в России, англо-голландский трест „Ройл Датч Шелл развернул бурную деятельность поначалу в районе Грозного, затем Баку.
В 1908 г. большая часть акций «Лензолото» (среди акционеров, между прочим, была и мать Николая II) перешла в руки лондонского финансового концерна „Дена — Голдфилдс.
Немецкий капитал вкладывался в предприятия электропромышленности, химической промышленности и в акционерные банки.
Бельгия предпочитала горную промышленность, а также коммунальные сферы, машиностроительную и химическую промышленность.
Доля иностранного капитала в коммерческих банках России была перед войной в пределах 1/3 — 2/5, во время войны она несколько снизилась.
В подтверждение мне попалась еще одна статья, в которой Григорий Гольц (Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН) приводит такие цифры: „…доля иностранного капитала в русских банках выросла с 7,5 процентов в 1870 г. до 43 процентов в 1914 г…в промышленности: почти половина всех капиталов принадлежала иностранцам.
Хотя авторы приводят различные цифры, однако общая динамика была очевидна: иностранцы прибирали финансовую сферу России в свои руки.
Российское правительство уже в то время село на иглу иностранных займов, особенно в 1906 и 1909 гг. В результате (не напоминает ли это уже наши дни?) стали накапливаться долги, на оплату процентов по которым за 10 лет (1904-1913 гг.) было выплачено 1,7 млрд рублей, причем получено немногим более одного млрд.
Еще один результат. Государственный долг России с 8,8 млрд руб. в 1913 г. увеличился до 50 млрд в 1917 г.
Другими словами, Россия, с одной стороны, увязла в долгах как в шелках перед Европой, с другой, она, пустив „козла в огород», стала терять контроль над своей экономикой и внешней политикой.
Весьма убедительно эту зависимость описал Георг Хальгартен в своей фундаментальной работе „Империализм до 1914 года (М., 1961), кстати, переведенной на русский язык.
Он пишет: „Французский финансовый империализм, который до войны в основном контролировал южнорусскую тяжелую промышленность, в это время не только вел борьбу против германского участия в русских железнодорожных обществах, но даже размещение новых русских займов в Париже ставил в зависимость от строительства русских стратегических железных дорог и значительного увеличения армии (с.629).
К этому же можно добавить, что уже упоминавшийся „Сосъета женераль вместе с одним левантийским банком захватила в свои руки финансовый контроль над верфями в Николаеве на Черном море, где уже управляли бельгийцы (с. 634).
Наконец, можно вспомнить и о русском промышленнике А. И. Путилове. Оказывается, на Путиловском заводе „из 32 директоров 21 директор, а из общего числа рабочих и монтажеров 60 % принадлежали немецкой национальности (с.632). В финансовом же отношении контроль осуществлялся банком „Унион паризъен (с.633).
Само собой разумеется, все эти «Виккерсы», „Крезо и прочие имели своих людей на любом уровне власти и в любой сфере: будь то Дума, царский двор или правительство. Что также в деталях описано у Хальгартена (с.634).
А вот одна из важнейших причин участия нашей страны в войне на стороне Антанты. Хальгартен продолжает:
„Из-за этих гигантских сделок происходила драка между концернами военной промышленности всей Западной Европы, особенно, конечно, Антанты; ее концерны не только снабжали Россию извне, но контролировали также не многие мнимо русские предприятия и таким образом закрепляли за странами Западной Европы монополию поставок для русской армии, а это, согласно, правда, пристрастному мнению тогдашнего русского военного министра Сухомлинова, препятствовало созданию достаточно сильной национальной военной промышленности и тем самым обусловило русскую катастрофу 1915 года, которая, несомненно, была вызвана в первую очередь недостатком боеприпасов (с. 631).
Отсюда становится понятным, почему Россия, имевшая более высокий уровень торговых связей с Германией (не говоря уже о дружбе между Вилли и Ники), тем не менее, выступила на стороне Антанты.
Причина единственная: совокупный англо-французский капитал контролировал более обширные и масштабные экономические сферы, чем капитал германский.
Понятно, чей капитал должна была обслуживать Россия, втягиваясь в войну против Германии. Этого не понимала часть царских министров и думских деятелей.
Так, уже после начала войны Н. Маклаков и И. Щегловитов подали царю записку, „в которой указывали на необходимость скорейшего окончания войны с Германией, родственной России по политическому строю. Напротив, сближение с нашими союзниками они считали опасным для России.
Социально-политическое положение России
В советской исторической литературе можно обнаружить море публикаций, в которых освещается тяжелое положение трудящихся в царской России. „Все это вранье», — утверждают российские демократы и начинают рассказывать байки про то, как хорошо жилось при царе-Горохе. It depends, как говорят американцы.
То есть вопрос надо ставить так: кому хорошо? Посмотрим, как оценивают „хорошую жизнь до революции ученые западных стран.
Для начала напомню, что по закону от 2 июня 1887 г. продолжительность рабочего времени определялась в 11,5 часов. И эти рамки практически не изменились до 1917 г.
Правда, в законе от 24 апреля 1890 г. читаем такие примечательные строки: „Воспрещается понижать заработную плату, сокращать число рабочих дней в неделю и число рабочих часов, изменять правила срочной работы прежде окончания срока договоров с рабочими, или без предупреждения рабочих, нанятых на неопределенный срок, за две недели до введения предположенных изменений.
Воспрещается расплачиваться с рабочими хлебом, товаром, купонами и другими предметами вместо денег. Выдача рабочим заработной платы должно производиться не реже одного или двух раз в месяц, причем из платежей рабочим воспрещается производить вычеты для уплаты их долгов.
Известно, что интересы крестьянства в то время выражала в основном партия эсеров. Причем в форме террора против правительственных чиновников.
За период 1906 — 1910 гг. было уничтожено 4000 царских бюрократов.
В ответ на это реформатор Столыпин сынициировал официальный террор по всей стране. Специальные суды судили и исполняли приговор в течение 24 часов с момента их ареста. Эти „военно-полевые суды уничтожили более 1000 человек между августом 1906 г. и апрелем 1907 г., и это всего лишь небольшая доля уничтоженных, осуществленных правительством между 1905 и 1908 гг..
А вот уточненные данные советского историка. В. Архипенко в предисловии к книге М.К. Касвинова пишет: „Только к апрелю 1906 г., по официальным данным, было расстреляно и повешено 14 тыс. человек. В 1907 и 1908 гг. приговорено к смертной казни еще более 5 тыс..
Другими словами, по мере углубления капитализма в России углублялась и война между низами и верхами, причем в более жестких формах, чем так называемая классовая борьба в Европе. И эта жестокость в немалой степени определялась зависимостью царского режима именно от Европы.
Эта идея в несколько витиеватой форме изложена у Пальмера и Колтена следующим образом:
„Собственность большей части новых промышленных предприятий была в руках иностранцев. Очень много принадлежало самому царскому правительству; Россия уже имела наикрупнейшую государственно-экономическую систему в мире.
Более того, в отличие от США того времени правительство само было крупнейшим заемщиком у Европы, следовательно, оно было менее зависимо в финансовом отношении от собственного народа и потому более способно поддерживать абсолютистский режим.
Из книги О. Арина „Царская Россия: мифы и реальность
