Знаменитой правозащитнице исполняется 90 лет
«Я никогда не была политиком, не свергала режим и не боролась за власть, — говорит она о себе. — Я боролась только за то, чтоб люди знали свои права и умели их защищать».
Старейший наш правозащитник, бессменный председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Михайловна Алексеева рассказала читателям «МК», с какими мыслями и надеждами встречает свой 91-й год.
фото: ru.wikipedia.org
Людмила Михайловна живет в старом доме в центре Москвы. Лифт в подъезде установили не так давно, ходит он со второго этажа, но я иду мимо и поднимаюсь на верхний пятый этаж по ступенькам.
На площадке двое мужчин со стремянкой и инструментами горячо обсуждают какую-то техническую проблему. Дверь в квартиру Алексеевой открыта.
«Обувь не снимайте, — просит меня ее помощница Леночка. — Сегодня так много журналистов приходило, пол нечистый».
Людмила Михайловна полулежит в подушках в гостиной на синем диване — на том же месте, где она принимает гостей последние годы.
Всегда была худая, а теперь еще похудела. Но глаза горят по-прежнему.
Сильно ли вообще меняется человек с возрастом? Некоторые говорят: «Я не меняюсь. Тело стареет, а я — тот же я, каким был в университете, например, или когда женился».
Но у Алексеевой вышло не так. Она менялась, причем радикально.
— Девушкой я была вся правильная, советская. А уже после войны, мне 18 было, меня начали грызть сомнения насчет того, самая ли замечательная и счастливая страна, в которой я живу. Ну и очень постепенно, в результате всяких размышлений, чтения и разговоров, я пришла к отказу от советской идеологии, которая предполагала, что человек — для государства. Я пришла к мнению, что не человек для государства, а государство для человека. Отказавшись от советской идеологии, приняла правозащитную. Мне уже было 38 лет к этому времени. Но с тех пор — да, я своих взглядов не меняла.
Я всегда честна была в своих советских взглядах. Честно-советская. А потом стала честно-правозащитная.
Врать — не могу. Молчать — могу.
Есенин-Вольпин — сын знаменитого поэта, Алик, как мы его называли, — он был наш учитель в правозащитной деятельности. У него было две идеи. Первая — что законы надо исполнять, какие бы они ни были. Но их все должны исполнять — и простые граждане, и высокое начальство. А вторая идея — врать нельзя. Потому что от вранья очень много на свете зла. Если бы люди не врали, мир был бы гораздо лучше. А я ему говорила: «Алик, я с тобой полностью согласна, врать нельзя, но есть два места, где врать можно и нужно, — это КГБ и отдел кадров. Потому что эти учреждения созданы на нашу погибель. Поэтому от них можно защищаться. А какая у нас защита? Только обманывать».
— Как же вы обманывали КГБ?
— На допросах я всегда говорила сразу: «У меня плохая память. Я часто буду говорить «я не помню». И когда было нельзя что-то сказать, я говорила: «Не помню». Хотя помнила. Это было вранье.
И второе: я знала Уголовный кодекс. Там написано: если вас вызывают на допрос, все, что касается лично вас, вы обязаны сказать. Но там не было сказано, что я обязана на других давать показания.
И когда меня спрашивали: «Вы были на дне рождения такого-то?» — Я говорила: «Была». — «А кто еще был?» А я говорила: «Я отказываюсь отвечать по этическим соображениям».
— Неужели такие ответы КГБ принимал?
— Тогда КГБ был честнее, чем нынешняя наша ФСБ. У них были строгие правила, которые они нам, конечно, не сообщали. Но мы могли вычислить по их поведению. Например, у них было правило, что показаний одного человека недостаточно. Надо по каждому случаю показания минимум двух человек. Если нет второго показания, они могут свои бумажки выкидывать в корзину. Даже если знают, как было на самом деле.
Сейчас — не так, конечно. Следователи выдумывают что хотят. Суд делает что хочет. Законы — только для рядовых граждан. Для представителей власти законы не работают.
— Но разве за это вы боролись?..
— Я боролась за то, чтоб люди знали свои права и умели их защищать. И чтоб власть относилась к своим гражданам с уважением, к их правам и человеческому достоинству. Я не политик — я правозащитник. Я не боролась за то, чтоб рухнул советский режим. Но когда рухнул — радовалась.
Людмила Михайловна тут прерывается, потому что звонит телефон. Это из Совета по правам человека при президенте. Ей напоминают, чтобы в день рождения она днем была дома. «Помню, а как же, — говорит она в трубку. — У бабушки память не отшибло… Ой, тут такой кипеш! ФСО ставит мне экран, весь подъезд вверх ногами стоит… Ну чего делать? Дожила до 90 лет, надо за это платить… Ну да, полчаса, минут сорок максимум… Дело даже не в моей усталости, я бы потерпела. Но представляете, сколько человек будет звонить. Если я этот день переживу, буду до 100 лет жить… Да-да, спасибо».
Она кладет трубку, а мне, конечно, интересно, что за экран устанавливает ФСО у нее в подъезде.
— Не в подъезде, а вот здесь, — Людмила Михайловна показывает на середину комнаты перед ее диваном. — Я же вхожу в президентский Совет по правам человека. Так они надумали торжественное заседание президиума Совета по поводу того, что бабушка дожила до 90. Спасибо, меня не дернули туда, потому что в 85 лет дернули, и я уже к вечеру была усталая — к тому времени, как гости пришли. А в этот раз они говорят: вы будьте дома, мы соберемся в Администрации Президента. А из Администрации Президента нельзя говорить по Скайпу. Нужна закрытая связь. Поэтому ФСО ставит экран: чтобы они видели меня, а я — их.
фото: Из личного архива
Людмила Алексеева с подругой, художницей Адой Никольской.
— А, так вот кто эти ребята со стремянкой на лестничной площадке!
— Ну да, они тут проводят эту самую связь.
— Людмила Михайловна, я нашла ваше выступление на 80-летний юбилей. Вы там очень уверенно обещаете, что через десять лет Россия станет демократической страной и правовым государством…
— Меня все сейчас спрашивают про это: где демократия?! Но, во-первых, я не обещала. Я предсказывала. А во-вторых… Как говорится, факир был пьян, и фокус не удался.
Сейчас я — другого мнения. Тоже оптимистичного, потому что я оптимист по натуре даже в 90 лет. Я считаю теперь, что ошибалась, потому что не учла, что у России очень тяжелая история. Вся история, начиная от Золотой орды. Дальше уже все пошло не так. И особенно 20-й век. В Германии фашисты были 12 лет. А у нас Сталин сколько сидел? Больше 20 лет. Думаете, он лучше Гитлера по отношению к своим гражданам? Он хуже Гитлера!
…Людмилу Михайловну опять прерывает телефонный звонок. «Не могу говорить, звоните мне после 26-го, я эти дни безумно занята буду, — отвечает она кому-то. Кладет трубку и объясняет мне: — Пристает без конца. Проситель. Работал в налоговой службе. Теперь добивается повышения пенсий для налоговиков. Ну почему я должна повышать пенсии налоговиков? Это что — права человека?..»
— Все-таки много есть людей, которые стремятся вас использовать для своих шкурных дел. И всю жизнь использовали, да?
— Ну, на меня где сядешь, там и слезешь. Я не ругаюсь, просто не трачу на них время. Но давайте вернемся к нашей истории. Вот посмотрите: 20-й век, Россия. До 1913 года было как у всех. Шли вперед, развивались… В 1914-м — Первая мировая война, потом революция, потом Гражданская война, коллективизация — уничтожение самого многочисленного класса, крестьянства. Колхозники — это уже не крестьянство. Я знаю, как они жили. С огорода капусткой питались, а в колхозах работали практически бесплатно. Паспортов не было, уехать из колхоза нельзя — крепостное право. В 20-м веке! Потом — сталинские репрессии, 37-й год… Но и после войны не лучше было. Хватали целыми семьями! Это я уже помню, я взрослой была. И так до 53-го года.
Сталин хуже был, чем Гитлер. Гитлер чужие народы уничтожал, но немцы у него жили прекрасно. А наш усатый гад уничтожал своих миллионами! Не чужих! Якир — замечательный полководец; когда его привели на расстрел, он крикнул: «Да здравствует Сталин!» А его расстреляли. В голове не укладывается!
Сталин сумасшедший был, конечно. Нормальный человек так себя не ведет, оказавшись у власти.
Сейчас считается, 30 миллионов в войне мы положили. Все остальные страны вместе взятые столько не положили. Почему? Потому что этот усатый гад во главе был. Кидал людей, как спички в топку. Бабы еще нарожают… А от кого они родят, если мужиков в деревне нет? И у нас убыль населения пошла начиная со сталинского правления. В 37-м перепись уже засекретили: убыль населения, а не прибыль, как положено.
Некоторые говорят: нет уже русских, генофонд уничтожен. Как у Лермонтова: «Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя, богатыри — не вы». Но это неправда. То поколение, что выросло после развала Союза, — оно замечательное.
Герцен говорил: чтобы Россия стала нормальной европейской страной, надо два непоротых поколения. Одно непоротое поколение у нас уже есть. Те, кому 20–25 лет сейчас. Кто уже не знал советского времени. Кто рос в обществе без цензуры. Вот эти болотниковцы, например.
Я такой устроила обычай: когда очередной болотниковец выходит на свободу, я их всех собираю у себя, и мы празднуем освобождение товарища и пьем за свободу. И вы знаете, я смотрю на этих ребят и просто реву от радости. Потому что вспоминаю, какая я была в их возрасте идиотка. Дура дурой. Как мучительно я пробивалась к осознанию, что не человек для государства, а государство для человека. А они это знают с молодости. Они говорят: а как иначе?..
Но нам надо два таких поколения. Чтобы стать приличной страной, нам еще лет 20–25 надо.
Мои немолодые друзья расстраиваются, что этого не увидят уже. А я говорю: неважно, до чего ты доживешь. Важно, как ты проживешь.
Про себя могу сказать, что по крайней мере последние 50 лет я прожила правильно. А до этого верила в советскую власть. Делала глупости.
Но вот подлости не делала. Ни девочкой, ни взрослой. Слава тебе, Господи! Родители были хорошие, бабушка воспитывала, хоть с четырьмя классами приходской школы, но честный правильный человек. И, слава Богу, подлостей не могу вспомнить. Глупостей делала — будь здоров. Но подлостей — нет.
— А победы были у вас? Что вы считаете своими победами?
— Победа — это то, что когда мы начали, нас была горсточка. И все в Москве. В других городах — один-два человека, они к Москве тянулись. А сейчас нет такого региона в России, где бы не было правозащитной организации. И Московская Хельсинкская группа внесла в это свою лепту.
Мы занимаемся не только правозащитной работой. У нас еще есть сверхзадача. Какой русский интеллигент без сверхзадачи, да? Создание, укрепление и накопление опыта нашим гражданским обществом — вот такая у нас сверхзадача.
Если бы у нас сейчас было сильное гражданское общество, власти вели бы себя с нами иначе. Дело — в нас, понимаете? Дайте нам Ангелу Меркель — и через два года она будет ничем не лучше наших правителей. Так им легче: гав-гав, сидите, молчите! Да еще традиции нашего общества: чиновники — баре, а граждане — никто. Но если мы вырастим сильное гражданское общество, любой человек, оказавшийся у власти, будет как шелковый.
фото: Из личного архива
Московские диссиденты, 1967 год. Слева направо: Елена Рутман, Людмила Алексеева, Роман Рутман, Лариса Богораз, Анатолий Марченко.
— Власти научились нас нагибать так, что юридически у них все оказывается по закону. Все их неправовые действия. У меня, скажем, есть право решать, на что тратить государственные деньги. Потому что я плачу налоги. Но я же не решаю. Меня могут только спросить, в какой цвет качели во дворе покрасить — в желтый или красный. А что во дворе строить — многоэтажный дом или ничего, парк разбить, — это меня никто не спросит. А когда люди пытаются возмущаться, им сразу доказывают, что все сделано по закону. Публичные слушания провели, депутаты рассмотрели, суд вынес решение… Вот что с этим делать?
— С этим справиться может только сильное гражданское общество. Где оно есть — там власти работают на людей. Где его нету — там они сидят на голове у граждан.
Мне сто раз говорили: у тебя хорошая репутация, ты умеешь убеждать, баллотируйся в депутаты. Я не хочу ни в чиновники, ни в депутаты. Я хочу развивать сильное гражданское общество, потому что это главное, что нам нужно сейчас.
Два непоротых поколения, запомните. А когда их дети станут взрослыми — у нас будет уже самая прекрасная страна.
Я не доживу. Но я в это верю. Это не просто фраза. Мне не безразлично, какой будет эта страна, когда меня не будет.
Есть потрясающая организация, перед которой я снимаю шляпу, — Amnesty International. Они обо всем мире беспокоятся. Мои заботы — гораздо ýже. Мне нужно, чтобы в ЭТОЙ стране жили хорошо. В России. Вот жалко мне эту страну. Мамочку не выбирают. И Родину — тоже. Я люблю эту страну. Не то что я весь остальной мир ненавижу. Дай Бог, я жила 13 лет в Америке, и — ничего не поделаешь, вынуждена сказать: лучше страна устроена, чем наша. Гораздо лучше. Но как Маяковский писал: «Землю, где воздух, как сладкий морс, бросишь и мчишь колеся. Но землю, с которой вместе мерз, вовек разлюбить нельзя».
Я войну пережила в этой стране. Это были очень долгие четыре года. И я видела, каким бывает наш народ, когда припечет. Замечательный народ!
И такому народу так жить, как он сейчас живет, нельзя. Власть людей уважать должна, и чтоб настоящие права у них были, и все их соблюдали и ценили. А не так, как сейчас помыкают.
фото: Александр Астафьев
— Вы продолжаете и сейчас работать?
— Я в рабочем состоянии, но в сидячем. Два телефона рядом — вот видите? Много читать не могу: глаза устают. Телевизор забыла, когда последний раз включала. Но радио слушаю.
Редко куда выйду, потому что надо обратно подниматься на второй этаж к лифту, это мне тяжело. Но я и сейчас еще председатель МХГ. На совещания они приезжают ко мне. По телефону обращаются люди, кому могу помочь.
Сейчас уже третий уполномоченный по правам человека, с которым я работаю. Татьяна Николаевна Москалькова. Она умная, организованная. Я ей говорю: «Вы на износ работаете». Она отвечает: «Людмила Михайловна, но это моя миссия». Какое слово, а?..
Я тут ей позвонила. Мне из лагеря одного сообщили, что дальнобойщик один попал в лагерь — за то, что дальнобойщик. Так его там избили. По почкам били, он теперь под себя ходит, кровью мочится. Я ей рассказала. Она говорит: я пошлю своего сотрудника, и уполномоченный области приедет.
Ну. я понимаю: занята, не может поехать. Потом все-таки звонят мне: поехала. Ночь туда — ночным поездом, день там, и поездом в ночь обратно, потому что на следующий день было что-то, что отменить нельзя. Но с теми тремя заключенными, про которых я ей сказала, с каждым поговорила наедине. Это только ей разрешают. По часу с каждым поговорила! Потом мне позвонила, сказала: да, будем наводить там порядок.
А моя в чем миссия? В том, что до нее же не доберешься. А мой телефон от Минска до Хабаровска все знают. Мне позвонят, а я уж дальше организую. Потому что я — гражданское общество в зародыше. И вы — гражданское общество. Порядочные журналисты — тоже гражданское общество.
У нас миссия. Мы первопроходцы.
— Многие оппозиционеры считают: надо сменить Путина на посту президента, и все наладится с правами человека и вообще со всем, что буксует.
— Нет, я на Путина не грешу. Дело не в нем. Дело в нас. И у меня с ним хорошие отношения. Что Кириенко, что Володин, что он — я могу обратиться к ним с просьбой. Не скажу, что все выполняется. Но многое выполняется. Потому что они знают, я по-честному прошу — не за себя, за других.
А что мне самой надо-то? Кашку утром, ряженку вечером — вот все, что мне нужно.
Мне вон звонят: что вам подарить? А у меня дом переполнен ненужными подарками. Ну, увлекалась я гжелью. Купила, что мне надо. А люди приходят, видят: ага, вот она любит гжель, сейчас мы ей подарим. Теперь уже у меня этой гжели как в магазине, ставить некуда. А они все дарят и дарят. Я говорю: «Леночка (я уже не хожу, она меня на коляске возит по дому), подвези меня к полкам, я часть отберу, чтоб не было так все забито. Некрасиво».
Цветы тоже дарят. Ну, это хорошо. Они постоят, завянут — мне новые принесут.
Я когда-нибудь думала, что так жить буду? С цветами? Да никогда.
Первого сына ждала в 47-м году. В ноябре он родился. Пока я его носила и кормила, все время есть хотела. Все время голодная.
Года до 48–49-го есть хотелось. А сейчас ничего не хочется. Леночка спросит: чего сделать вам? Да сделайте что-нибудь. Ем, как машину заправляют. Потому что надо. А хотеться — ничего не хочется.
Давление скачет. Когда высокое — ничего. А низкое — жуткая слабость. Но я научилась. Чай с медом, шоколада дольку — и через некоторое время поднимается.
Скучно говорить об этом.
Вот и день рождения — тоже тяжелое испытание. 90 лет — физически трудно праздновать.
— 90 — еще ладно. Вот когда сто лет придется праздновать, тогда будет потяжелее, наверно.
Людмила Михайловна улыбается и велит мне выключить диктофон.
Я выключаю. «Я тут сочинила. Про сто лет, — говорит она. — Но это не для печати». И читает довольно-таки хулиганский стишок.
Я смеюсь. И прощаюсь. И ухожу с легким чувством.
Бывают люди, которые сосут из тебя энергию при общении. А бывают люди, которые, наоборот, тебе ее дают.
Людмила Михайловна — из вторых. Слабость физическая, а все равно всем дарит энергию.
Такой человек. Как солнышко. От нее греются.
Юлия Калинина
фото: kremlin.ru
Михаил ФЕДОТОВ, председатель Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека с 2010 года по настоящее время:
— Роль Людмилы Михайловны в правозащитном движении России — ведущая роль — для всех нас является очевидной. В ее лице мы имеем, во-первых, безошибочный нравственный камертон. А во-вторых, пример правозащитника чистейшей воды, лишенного каких-либо политических пристрастий, кроме пристрастия к милосердию и справедливости. Она абсолютно политически нейтральна, что я считаю принципиально важным для правозащитника. Ее позиция не зависит от того, какая партия является правящей, какие люди занимают руководящие посты в государстве. Она всегда будет в оппозиции к власти — в том смысле, что она защищает людей от несовершенства государства, от произвола, который чинят от имени государства и даже силой государства.
Характер Людмилы Михайловны, на мой взгляд, хорошо раскрывает история ее ухода и возвращения в СПЧ. Если помните, в 2012 году, когда проходила ротация состава совета, ряд членов СПЧ вышли из него. По разным причинам. Людмила Михайловна тогда сказала: «Нет, я выходить не стану, потому что считаю, что моя работа в СПЧ нужна для защиты прав людей». Однако в какой-то момент все-таки не выдержала. Журналисты замучили ее тогда просьбами прокомментировать голодовку, которую устроил Александр Брод в связи с тем, что конкурсная комиссия отказалась включить его в список для голосования в состав СПЧ. И, видимо, на 50-м телефонном звонке, когда очередной журналист задал ей тот же самый вопрос, она сказала: «Все, у меня больше нет сил отвечать на это». И ушла из совета.
Конечно, для СПЧ это было большим ударом, очень тяжелой потерей. Но прошло совсем немного времени, и нам удалось переубедить Людмилу Михайловну. Она вернулась. Потому что для нее важнее та польза, которую она может принести, а не те неудобства и даже обиды, которые ей приходится терпеть из-за своей деятельности. Она всегда подчеркивает, что, будучи членом СПЧ, может добиться больших результатов, чем находясь вне его. И постоянно учит меня тому, что надо, конечно, быть максималистом, но при этом нужно помнить, что курочка должна клевать по зернышку. Каждая спасенная жизнь, каждая спасенная судьба человеческая — это уже победа.
фото: kremlin.ru
Элла Александровна ПАМФИЛОВА, председатель Совета по правам человека при Президенте РФ с 2002 по 2010 годы:
— Основная заслуга Людмилы Михайловны — в том, что она всегда последовательно отстаивала права человека и при этом сплачивала вокруг себя самых разных людей, в том числе молодых. Она это умеет — сплачивать.
Никогда ни под кого не прогибалась и не приспосабливалась. Главная цель у нее всегда была — защитить человека, чьи права нарушены. И чем сложнее была ситуация, тем сильнее и настойчивее она боролась. Бывали случаи, когда не мог помочь никто. Уже все попробовали и опустили руки. А она бралась — и у нее получалось.
Если Людмила Михайловна взялась за дело, она будет методически бить в эту точку. Интеллигентно, не агрессивно, как капля — камень, но неотступно. Она преодолевала все барьеры и объединяла всех — и именно поэтому правозащитное движение у нас развивалось.
В чеченскую войну мы много с ней вместе работали, ездили в командировки в Чечню, Ингушетию, занимались проблемами беженцев. Там много чего случалось — разные ситуации, иногда рискованные. Но она всегда проявляла удивительное хладнокровие. И никогда не уставала. Рано встанет — и сразу: поехали! Всех загоняла в этих командировках. Молодые с ног валились. А она — как мотор. Энергия, сила бьют ключом. И при этом — очень женственная, доброжелательная, теплая.
Правозащитники — вообще люди сложные. Без нее могут переругаться. А когда с ней — все как-то находят общий язык. Такой у нее удивительный дар.
фото: kremlin.ru
Татьяна Николаевна МОСКАЛЬКОВА, уполномоченный по правам человека с 2016 года по настоящее время:
— Искренне поздравляю Людмилу Михайловну с юбилеем!
Неоценим ее вклад в развитие институтов гражданского общества и укрепление демократических принципов в нашей стране.
Сегодня мы уже не представляем свою жизнь без демократических ценностей и принципов прав и свобод человека и гражданина. Они — самое ценное, что может даровать государство своим гражданам. В этом свершении — огромная заслуга Людмилы Михайловны.
Ее деятельность дала нам уверенность в том, что права человека зависят не только от государства, но и от нас с вами, и каждый из нас может сделать мир лучше и справедливее.
Всей своей жизнью Людмила Михайловна доказала, что если политика — это искусство возможного, то защита прав человека — это искусство невозможного. Но это невозможное — по плечу таким людям, как она.
фото: kremlin.ru
Владимир Петрович ЛУКИН, уполномоченный по правам человека в России с 2004 по 2014 годы:
— Людмила Михайловна — уникальный человек, сосредоточение нравственных сил в позднесоветской и постсоветской эпохах. Не каждый правозащитник, начавший свою деятельность при социализме, нашел место в новой России. А ей удалось блистательно! Она ведь была центром консолидации правозащитников в брежневскую эпоху. Одна из хозяек квартир, где все начиналось, — именно это и позволило создать Хельсинкскую группу в 1975 году, которая вошла в историю и никогда оттуда не выйдет.
Она тогда вынуждена была уехать, но, в отличие от многих, смогла вернуться и опять стать центром притяжения в новой эпохе и сыграть выдающуюся роль в строительстве гражданского общества.
Человек совершенно непреклонный и однозначный в суждениях. И в то же время — как женщина — чрезвычайно кокетливый. Она использует это в своих эгоистических интересах, но все ее эгоистические интересы — исключительно правозащитные. И ее уважают все — даже те, кто пасквили на нее время от времени пишет, — от самых рядовых граждан до президента. Потому что нравственный критерий на самом деле у всех один: есть добро и зло, добрые и злые поступки. Людмила Михайловна — нравственный начальник добрых людей в нашей стране.
Фото: memo.ru
Александр ЧЕРКАСОВ, председатель совета правозащитного центра «Мемориал»:
— Чтобы понимать, кто такая Людмила Алексеева, надо прочитать ее книги — «Поколение оттепели», например. Читается на одном дыхании. Про то, как в дни разлада с первым мужем она носила обувь на высоких каблуках, чтобы быть выше его, а когда мирились — обувь без каблука. И как второй муж, прекрасный Коля Вильямс, уже отсидевший при Сталине по делу «Братства нищих сибаритов», придумал песенку «Коммунисты поймали мальчишку», дабы распевать, вынося мусор с пятого этажа: в подъезде жили сплошь кагэбэшники. И как рассказывала единомышленникам, что по пути с Украины на обыске у нее изъяли важную информацию, сокрытую, извините, в бюстгальтере, и какой-то генерал ругал ее: «Шо ж вы прячете там, где все лазят?!»
Она умеет видеть, удивляться, возмущаться. Совершать ошибки и признавать их. И брать на себя ответственность.
«Ответственны мы все, наше поколение в целом, — за то, что случилось на нашем веку, пусть даже не нашими руками и не с нашего благословения, — говорит она в своих книгах. — За то, что содеяно с нашего молчаливого согласия, при нашем бездействии и попустительстве. Пусть у меня и не такая ответственность, как у Берии, но ведь я тоже тут жила, преподавала, читала людям политграмоту, в партию вступила!»
«Где был я?» — трудный вопрос для соотечественника, жившего в России последнюю четверть века. Но без ответа, без выбора этого «где», то есть точки зрения, с которой оглядываешься назад, невозможно оценить время и себя в этом не прошедшем времени. Алексеева эту работу сделала.
Фото: facebook / Григорий Явлинский
Григорий ЯВЛИНСКИЙ, лидер партии «Яблоко»:
— Советское диссидентство никогда не было массовым движением. Поэтому мы знаем всех поименно, и каждое имя — особенное. Это — отдельные люди, которые не могли жить как все, принимать как должное государственную ложь и насилие, внешнюю мишуру и пустые фразы о «человеке, который звучит гордо». Эти люди хорошо знали, чем может обернуться для них это несогласие, но сознательно выбирали путь защиты прав человека, хотя большинство в стране спокойно мирилось с нарушением этих прав.
Людмила Алексеева — не просто один из самых известных правозащитников. Она воплощает качества, которые составляют суть русского интеллигента: вера в просвещение, уважение к человеку, невозможность жить спокойной, обывательской жизнью. Внешняя ее жизнь складывалась трудно: риск, аресты товарищей, эмиграция, потом возвращение на родину, — но все усилия были вознаграждены, слова — весомы, мнения и поступки вызывают резонанс.
Людмила Алексеева и ее единомышленники ищут возможность быть услышанными и государством, и людьми, часто вызывая раздражение и недовольство. Опасность быть арестованной государством в 70-е годы сменилась оскорблениями и угрозами от якобы возмущенных «государственных патриотов» в 2000-е. Но стойкости Алексеевой всегда было не занимать. Она продолжает свой путь.
Как-то Людмила Михайловна пошутила, что не умеет петь, поэтому предпочитает петь в хоре, чтобы ее не было слышно. Про пение ничего не могу сказать, но ее голос слышен всегда.
